Собор новомучеников и исповедников Российских
 
Преподобноисповедницы
Афанасия (Лепешкина) и Евдокия (Бучинева)
 
Преподобноисповедница Афанасия родилась 15 марта 1875 года в городе Москве в семье сына купца первой гильдии Ва­силия Николаевича Лепешкина и его супруги Александры Гри­горьевны и в крещении была наречена Александрой. У ее роди­телей было двенадцать детей, но из всех детей остались только три дочери, так как остальные умерли в юном возрасте. Детям родите­ли старались дать наилучшее по тем временам образование. Александра Васильевна окончила Чернявское училище в Москве и в совершенстве знала французский и немецкий языки. Образо­вание стоило в то время немалых денег, и за обучение ее в училище платили родственники – богатые фабриканты Лепешкины.
Семья купцов и фабрикантов Лепешкиных издавна была изве­стна в Москве своим благочестием и благотворительностью. Брат прадеда игумении Афанасии, Семен Лонгинович Лепешкин, был строителем Троице-Одигитриевской обители, основателем кото­рой был преподобный Зосима (Верховский). Он принимал деятельное участие в строительстве каменного Троицкого храма в мо­настыре, выстроил ограду вокруг обители, большой корпус для жительства сестер и два небольших, а также каменные погреба. Он купил для обители огороды вблизи Москвы, которые приносили хотя и небольшой, но постоянный доход.
Его отец, Лонгин Кузьмич, был возобновителем и строителем храма преподобного Марона Пустынника в Старых Панех в Моск­ве, разрушенного почти до основания во время нашествия фран­цузов в 1812 году. Он стал и первым же старостой этого храма. Ког­да он скончался, старостой и благотворителем храма стал его сын Василий, а после смерти Василия Лонгиновича в 1840 году – его сын Николай. «В буквальном смысле не перечесть жертв и заслуг его для храма! – писали о нем современники. – Все – за самым не­большим разве исключением – все драгоценное, что видит глаз в Мароновском храме, – все это дар, жертва приснопамятного Ни­колая Васильевича Лепешкина: священные сосуды, из которых одни приобретены даже с выставки, напрестольные кресты и Евангелия, ценные массивные сребропозлащенные ризы на ико­нах, таковые же хоругви и лампады, вся церковная утварь, ценные священнические облачения и прочее».
После смерти Николая Васильевича заботы по храму взял на себя его старший сын Василий, который был старостой до 1895 го­да, после чего старостой стал его брат Иван. Главной святыней храма является чудотворный образ преподобного Марона, к кото­рому обращаются страдающие от горячки и лихорадки.
Во время обучения, как рассказывала впоследствии сама игумения Афанасия, она жила весьма хорошо, всем была довольна, много веселилась, студенты относились к ней с большим уважени­ем, много было среди них и поклонников.
Но неожиданно для всех после окончания училища молодая девушка ушла в 1896 году в монастырь – Троице-Одигитриевскую Зосимову пустынь. Первое время ее послушанием было чтение в церкви, а затем игумения Зосимовой пустыни София (Быкова) по­слала послушницу Александру в Понетаевский монастырь для обучения живописи. Полгода она обучалась художеству и, вернувшись в Зосимову пустынь, стала исполнять послушание иконописки, а с 1911 по 1919 год – заведующей иконописной мастерской. 19 декабря 1919 года послушница Александра была пострижена в монашество с именем Афанасия. 22 февраля 1920 года она была назначена настоятельницей монастыря и на следующий день возведена в сан игумении. 15 мая 1920 года Патриарх Тихон наградил игумению Афанасию золотым наперсным крестом.
При советской власти монастырь был преобразован в сельско­хозяйственную артель, и игумении пришлось часто сталкиваться с представителями властей, ведя с ними переговоры относительно хозяйственной деятельности монастыря. Игумению, как главу ар­тели, стали приглашать на заседания уездного исполнительного комитета. Заседания эти проходили в местном клубе. Все члены исполкома рассаживались в этих случаях вокруг поставленного на сцене стола. Появление игумении, сопровождаемой послушни­цей, вызывало среди членов исполкома неловкость, и однажды один из них, решив пошутить, показал на висящий на стене порт­рет Маркса и сказал:
– А вот, матушка игумения, Маркс. Он является, собственно, учеником первого социалиста – Христа.
– Вот портрет «ученика» вы поместили здесь, а почему же нет портрета Учителя? – спросила игумения.
В то время, когда игумении пришлось управлять обителью, к трудностям, происходящим от преследования безбожной властью, прибавились скорби от болезней, так как в течение многих лет мать Афанасия страдала малярией. Ее часто лихорадило, но она не лечилась, и хроническое заболевание в конце концов разрушило ее здоровье.
На пасхальной неделе в 1925 году сестры послали за врачом в Алабинскую больницу. Вот как описывает свое посещение игумении врач Михаил Михайлович Мелентьев: «Монастырский двор-кладбище был необширен, тих и пустынен. В центре стоял неболь­шой белый храм, окруженный намогильными крестами, кое-где с горящими лампадами. По мосткам прошли к игуменскому корпу­су, где меня встретила маленькая, согбенная старая монахиня, лас­ковая и приветливая. В корпусе стоял какой-то давний, уютный за­пах древней мебели, печеного хлеба, ладана. Тикали часы, и стояла ничем не нарушаемая тишина. Монахиня пригласила меня к столу откушать, а сама пошла доложить игумении о моем приезде...
Держалась она величаво-спокойно, говорила чуть-чуть нарас­пев, с низкими контральтовыми нотами. Ближайший угол и стена были заняты образами. У большого распятия горела лампада и стоял аналой.
Здоровье игумении оказалось в очень плохом состоянии. Я сказал ей не скрывая о ее положении и предложил на ближайшее лето выехать в другое место и попытаться подлечиться там. Обста­новка с монастырем была сложна и внешне и внутренне. В монас­тыре было до трехсот человек сестер, в том числе шестьдесят бес­помощных старух. Всех их нужно было прокормить, отопить, одеть, обуть. Поплакала игумения, погоревала, и все это сдержан­но, с ясным сознанием огромной ответственности за триста душ, и отпустила меня, не дав ответа. Однако в дальнейшем ухудшение здоровья заставило ее смириться. Я взял на себя ответственность поднять ее на ноги. Это была трудная задача, но Бог помог мне, и моя больная к концу лета настолько поправилась и окрепла, что могла вернуться к себе и приняться за свои дела».
В 1928 году власти закрыли обитель, и игумения Афанасия пе­реехала в село Алабино Наро-Фоминского района, где поселилась вместе с пожилой монахиней Антонией, которая была с ней от первых дней ее монастырского жития, и послушницей Евдокией Бучиневой. Врач Михаил Мелентьев пишет в своих воспоминани­ях: «Игумения Афанасия правила всю дневную службу и являлась умственным центром этой маленькой общины. Она же, вместе с матерью Антонией, стегала одеяла. Дуня выполняла более тяже­лую работу и служила для сношения с внешним миром. На первую и последнюю недели Великого поста двери их жилища закрыва­лись для всех. Это были дни молитвенного труда и молчания. Но зато и праздник Воскресения был праздником истинно Воскресшего Христа.
К ним ходили за помощью, за советом, за утешением, но ходи­ли в сумерки, вечерком, ночью, чтобы меньше видели, меньше го­ворили. Они же ни к кому не ходили, потому что боялись с собою принести и подозрения, и кару на ту семью, где бы они побывали.
В первый день Троицы 1931 года я пришел к игумении Афана­сии, зная, что у нее праздник, что она по-праздничному бездея­тельна и что она будет рада мне. Нашел я ее в десяти шагах от ее до­ма в небольшом перелеске. Она только что пережила очередное воспаление легких, была слаба, и все ее радовало в ее возвращении к жизни. Стоял чудесный день, жужжали пчелы, пахло лесом. Божий мир стоял во всей своей красе. А через час, когда я ушел, при­шла грузовая машина, привезла оперативных работников НКВД, те перевернули жилище, обыскали его, ничего не нашли конечно, и забрали игумению Афанасию с собой в районный центр, Наро-Фоминск».
Игумению обвинили в активной антисоветской деятельности и агитации, направленной на срыв мероприятий советской власти в деревне, в особенности коллективизации. Отвечая на вопросы сле­дователя, игумения Афанасия сказала: «В 1920 году я была избрана игуменией и была ею до 1928 года. Во время моего игуменства был полный порядок и все мне подчинялись. В результате все было хо­рошо. Во время пребывания моего в монастыре я крепко была пре­дана Богу и так же предана Ему в настоящее время и готова за Бога и за Христа жизнь положить. Больше показать ничего не могу».
Через несколько дней после ареста состояние здоровья игумении резко ухудшилось, и ее отправили в больницу, откуда она на­писала врачу: «Многоуважаемый Михаил Михайлович! Шлю вам привет из Наро-Фоминской больницы. Лежу в заразном бараке. Чувствую себя плохою. Все болит, а особенно левый бок. Темпера­тура повышена. Просила дать мне бумагу о моей болезни и нетру­доспособности, но мне ответили – “пока полежите”. Сердце мое истерзалось. Осталась я одна. Дуню, наверное, пока я в больнице, угонят, как угнали уж многих. Боюсь я, как бы Антонию без меня не взяли. Войдите в мое положение! Что буду я делать одна, когда не в состоянии понести и пяти фунтов. Хотя бы Вы что-нибудь мне написали и с кем-нибудь ручно передали. Письма и посылки в больницу передают, но личного свидания не разрешают. Может быть, Вы увидите Антонию. Скажите ей, чтобы она прислала мне молитвенник и Часослов маленького формата. Неизвестность ху­же всего. Буду ждать от Вас какого-нибудь слова. Не забывайте ме­ня, находящуюся в большом горе и всегда Вас уважающую».
Вместе с игуменией Афанасией была в то время арестована и послушница Евдокия.
Преподобноисповедница Евдокия родилась в 1885 году в деревне Дубовицы Спасского уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Тимофея Бучинева. До 1907 года она работала на фа­брике в Москве, а затем поступила в Зосимову пустынь, где подви­залась до закрытия монастыря. Будучи арестованной вместе с игуменией, она так ответила на вопросы следователя: «После ликвидации монастыря мы с игуменией поселились в поселке Алабино Наро-Фоминского района, и я до сего времени состою при игумении. Проживая в поселке Алабино, мы с игуменией занимались рукоделием, на что и существовали, а также к игумении приезжа­ли неизвестные мне люди и привозили продукты. Что касается предъявленных мне обвинений в антисоветской агитации, то я та­ковой никогда не вела и виновной себя в этом не признаю».
10 июня 1931 года тройка ОГПУ приговорила игумению Афа­насию (Лепешкину) и послушницу Евдокию Бучиневу к пяти го­дам ссылки в Казахстан. В ссылку им не разрешили ехать свобод­но, но отправили с этапом. На второй день по приезде на место ссылки скончалась игумения Афанасия, а на следующий день по­слушница Евдокия.
 
 

Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. 
Январь».
Тверь. 2005.
С. 492-497