16 (29) июля
 
Священномученики
Иаков (Маскаев),
архиепископ Барнаульский,
Петр Гаврилов и Иоанн Можирин
и преподобномученик
Феодор (Никитин)
 
Священномученик Иаков родился 23 октября[1] 1879 года в городе Уральске Уральской области в семье крестьянина Ивана Маскаева и в крещении был наречен Иаковом в честь апостола Иакова Алфеева. Во время обучения в Оренбургской духовной семинарии он женился на девице Валентине, круглой сироте, воспитывавшейся в семье священника. По окончании в 1901 году семинарии Иаков был рукоположен во священника ко храму Казанской иконы Божией Матери в селе Зобове Оренбургского уезда[2]. В том же году у них родился сын, которого они назвали Борисом. Через некоторое время, когда младенцу было два года, он смертельно заболел, и отец Иаков стал горячо молиться о его выздоровлении. Он обращался в своих молитвах за помощью ко многим святым, но особенно горячо и с большой верой к преподобному Серафиму Саровскому, дав обет, что, если мла­денец выздоровеет, он совершит паломничество в Саровский мо­настырь к мощам только что прославленного угодника Божия. По чудесном выздоровлении сына он исполнил обет и совершил па­ломничество в Саровский монастырь. Впоследствии у них с су­пругой родилось девять детей, Валентина умерла при родах по­следнего ребенка в 1918 году.
Отец Иаков зарекомендовал себя как энергичный труженик на ниве Христовой; его усилиями в течение нескольких лет был вы­строен в селе новый храм в честь Казанской иконы Божией Мате­ри. Несмотря на большую семью и стесненность в материальных средствах, он был одним из самых щедрых жертвователей в епар­хии. Горячо отозвавшись на призыв Церкви и Отечества о помо­щи, он собирал и пересылал пожертвования на нужды армии и флота во время Русско-японской войны 1904–1905 годов. 8 апреля 1905 года епископ Оренбургский и Уральский Иоаким (Левицкий) наградил его набедренником. В 1909 году отцом Иаковом было выстроено здание церковно-приходской школы в деревне Воронино[3] Оренбургского уезда. С 1913 года он стал членом епархиального комитета Православного миссионерского общества. В 1915 году отец Иаков был награжден камилавкой. Во время начавшейся в 1914 году Первой мировой войны отец Иаков вместе со своими прихожанами щедро жертвовал на нужды воюющей армии.
В начале ХХ столетия Оренбургская духовная семинария ока­залась в тяжелом материальном положении, что подвигло создать Общество вспомоществования ее нуждающимся учащимся, од­ним из деятельнейших его участников и щедрым жертвователем стал священник Иаков Маскаев. «Без помощи Общества, – писа­лось в то время в отчете ревизионной комиссии, – немало бедных воспитанников нашей семинарии не могли бы продолжать своего образования, а другие остались бы без необходимой обуви и одежды».
За ревностное пастырское служение отец Иаков был возведен в сан протоиерея и включен в состав епархиального управления. Среди прихожан и духовенства епархии он имел высокий авто­ритет и дважды, в 1918 и в 1923 годах, был избираем делегатом на епархиальные съезды, а когда в Оренбургской епархии было обра­зовано Орское викариатство, он был вызван в Оренбург в качестве кандидата для рукоположения во епископа.
В январе 1923 года в Оренбурге состоялось собрание духо­венства и мирян под председательством епископа Оренбург­ского Аристарха (Николаевского). На этом собрании абсо­лютным большинством голосов было решено кандидатом на Орскую кафедру избрать протоиерея Иакова и командировать в Москву для рукоположения в сан епископа. Узнав, что его хо­тят возвести во епископа, отец Иаков стал отказываться, ука­зывая на то, что на его руках остались дети-сироты, трое из ко­торых в несовершенных летах, причем младшей дочери всего пять лет, а между тем от епископа в настоящий исторический момент требуется прежде всего исповедничество, и он должен быть готов к ссылкам и тюрьмам. На все возражения и слез­ные просьбы отца Иакова пронести мимо горькую в то время чашу архипастырского служения и внять сиротству детей ему было сказано, что у Бога нет сирот. Выслушав это, отец Иаков не стал возражать, решив вручить детей попечению Бога и Его Пречистой Матери. Вера его не посрамила: все дети дожили до преклонного возраста, пережив на много лет мученика отца; в пору гонений всем православным жилось нелегко, но они не могли о себе сказать, что им было труднее других. Благодать Божия за молитвы священномученика скрадывала тяготы и претворяла печали в радость.
Протоиерей Иаков был пострижен в монашество с име­нем Иаков в честь апостола Иакова брата Господня, и 1 апреля 1923 года рукоположен в архиерейский сан епископом Антони­ном (Грановским) и бывшим архиепископом Екатеринославским Владимиром (Соколовским-Автономовым), который заверил на­рекаемого в сан епископа, что он находится в подчинении Патри­арха Тихона и никогда не прерывал с ним общения.
10 мая 1923 года епископ Аристарх отбыл в Москву, оста­вив епископа Иакова на время своего отсутствия управляющим Оренбургской епархией. В том же году епископ Аристарх отпал в обновленчество; вместе с тем стало ясно, что епископ Антонин является одним из руководителей обновленчества, и по этой при­чине законность хиротонии владыки Иакова стала вызывать со­мнения, и духовенство и паства пожелали, чтобы этот вопрос был разрешен Патриархом Тихоном.
22 июля 1923 года состоялось собрание православных свя­щеннослужителей города Орска и представителей от приходских советов градо-Орских церквей по вопросу хиротонии епископа Иакова, которое единодушно постановило: «Принимая во внима­ние неканоничность и безблагодатность ВЦС и принятой от него именуемым епископом Иаковом – бывшим протоиереем Маска­евым – хиротонии <...>, вменить в обязанность епископу Иако­ву с первым отходящим поездом отправиться в город Москву и явиться к Патриарху Тихону или его Заместителю для получения исправления в епископском сане и благословения от Святейшего на служение в городе Орске.
Кроме того, ввиду выдающихся нравственных достоинств и чистоты православия и той любви народа и духовенства, которую снискал епископ Иаков за кратковременное служение в Орен­бургской епархии и в городе Орске, просить Святейшего Патри­арха оставить любимого нами архипастыря в городе Орске, как народного избранника и весьма ревностного деятеля на ниве Христовой, снабдив его установленной грамотой».
В соответствии с решением этого собрания 26 июля владыка Иаков из города Орска направился в Москву к Патриарху Тихону, но в вагоне поезда в Оренбурге был арестован следившими за ним сотрудниками ОГПУ и возвращен в Орск. Через некоторое время владыка вновь попытался выехать, но снова был арестован и воз­вращен в город.
5 августа 1923 года вновь состоялось собрание священнослу­жителей градо-Орских церквей с участием представителей при­ходских советов, на котором было заслушано сообщение владыки о его безуспешных попытках встретиться с Патриархом. Собрание постановило: «С епископом Иаковом в молитвенно-евхаристиче­ское общение войти; просить его озаботиться получением от Патриарха Тихона соответствующей грамоты, свидетельствующей о его епископском достоинстве».
3 сентября 1923 года епископ Иаков отправил прошение Патри­арху Тихону, в котором изложил обстоятельства дела и добавил: «Смиренно прошу не считать меня как карьериста <...>, а если я что и сделал по малоопытности, без злого умысла, то коленоприпадающе к стопам Святительским Вашего Святейшества умоляю простить меня недостойного и грешного, исповедую верность „до смерти“ Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, кор­мило коей в стране нашей Освященный Собор передал Вашему Святейшеству, рабски, как негодный раб, прошу, Ваше Святейше­ство, принять меня в общение; никаким обновленческим группам я не сочувствую и реформ в жизнь проводить никогда не буду без благословения Вашего Святейшества <...>. Снизойдите, Ваше Святейшество, к моей мольбе и исполните мою слезную просьбу. 26 июля я отправился к Вашему Святейшеству, но в вагоне в городе Оренбурге был арестован и возвращен обратно; собираюсь снова – но опять те же препятствия <...>. Но буду надеяться на помощь Божию. Согласно извещению архиепископа Серафима о спорности и неканоничности моей хиротонии, я добровольно, как крест, возло­жил на себя запрещение и теперь службу не служу».
Патриарх Тихон принял его в молитвенное общение, но пред­ложил написать письменное заявление, что владыка не имеет ничего общего с обновленческим Синодом. Епископ Иаков вы­полнил требование Патриарха и написал заявление в обновленче­ский Синод, что не находится в его подчинении.
Владыку Иакова стали часто вызывать в ОГПУ, грозя арестом и предлагая стать секретным сотрудником. Видя, что властями созданы такие условия, когда он не сможет выехать из города для встречи с Патриархом, он, чтобы на время ослабить надзор за со­бой ОГПУ, заявил начальнику Оренбургского ОГПУ, что согласен на выдвинутые ОГПУ условия. Получив свободу передвижения, владыка сразу же выехал в Москву и первое, что сделал, – посетил Патриарха Тихона, который дал ему все необходимые докумен­ты, подтверждающие законность его хиротонии. По возвращении в Орск он был вызван к начальнику ОГПУ, который поинтере­совался, зачем он ездил в Москву. Владыка ответил, что ездил за ставленнической грамотой.
13 января 1925 года обновленцы запретили епископа Иакова в священнослужении. После решительного отказа иметь какую бы то ни было связь с обновленцами епископ был вызван в ОГПУ, где ему было предложено наконец начать обещанное им сотруд­ничество с органами, в чем им была дана ранее соответствующая расписка, а также сотрудничать с обновленцами. Владыка отказался от сотрудничества как с теми, так и с другими. Начальник ОГПУ попытался уговорить его, действуя то лестью, то угрозами, но владыка проявил твердость и не согласился идти на компро­мисс. Через некоторое время ему предложили встретиться для пе­реговоров за пределами здания ОГПУ с одним из сотрудников, но он решительно от таких встреч отказался.
В это время епископ Иаков служил каждый день и за каждой службой проповедовал; в своих проповедях он старался в основ­ном как можно полнее раскрыть содержание Евангелия, но не­редко ему приходилось касаться и обновленческого раскола. Од­нажды владыку задержали, когда он ехал на богослужение. Уже звонили к службе, когда его привели в ОГПУ, где его ждал обнов­ленческий священник. Сотрудники ОГПУ и обновленец стали требовать от епископа Иакова, чтобы он дал подписку, что не бу­дет больше ничего говорить против обновленцев и вообще будет проповедовать реже. Владыка отказался, сказав, что проповедь – это уставная часть богослужения, а устав он отменить не может. На этот раз его отпустили. В храме между тем всенощную служить не начинали до выяснения обстоятельств ареста епископа Иакова, и велика же была общая радость, когда епископ приехал и нача­лось богослужение.
Учтя непреклонность позиции епископа, 19 марта 1925 года сотрудники ОГПУ арестовали его, обвинив в том, что он «в пери­од времени 1918–1921 годов после богослужения в церкви произ­носил погромные проповеди <...>, что большевики – слуги анти­христа, что главари Зиновьев, Троцкий и др. захватили власть народа вооруженной силой, разграбили церкви и монастыри, убивают священников и православных христиан, наложили на церкви непосильные налоги <...>. Одновременно <...> призывал верующих, чтобы они не позволяли своим детям вступать в РЛКСМ, а воспитывали таковых в духе христианском <...>. В селе Зобове Оренбургской губернии устроил торжественное богослу­жение (по случаю своего перехода от обновленцев к <...> Патри­арху Тихону) и крестный ход без разрешения местной власти. Во время крестного хода доказывал верующим, что идея коммунизма есть не что иное, как ложь, которая должна погибнуть...».
Будучи допрошен, епископ Иаков виновным себя не признал. 13 ноября 1925 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило его к лишению права проживания в семи губернских городах и губерниях сроком на два года. Административную ссылку епископ был отправлен отбывать в город Самару, где со­трудники ОГПУ впоследствии составили на него следующую ха­рактеристику: «Упрямый, настойчив, категорически отказался выполнять наши поручения и на явки не являлся <...>. Как епи­скоп среди верующих, и особенно среди монашествующих лиц, пользуется авторитетом и имеет на них влияние».
После ареста епископа Иакова его дети остались без средств к существованию, и в храмах города священники благословили во время богослужения устраивать тарелочные сборы на «архи­ерейских детей», причем дети сами иногда ходили с тарелочкой, и люди охотно им жертвовали.
13 ноября 1927 года ОГПУ разрешило епископу выехать с ме­ста ссылки и поселиться там, где он пожелает, но въезд в Москву и Московскую область ему был запрещен. В 1928 году владыка Иаков был назначен епископом Осташковским, викарием Твер­ской епархии. В Осташкове он прослужил около года и 6 февраля 1929 года был назначен епископом Балашовским, викарием Сара­товской епархии.
В 1928 году в Балашове была арестована большая группа ду­ховенства, в 1929 году ОГПУ снова принялось собирать сведения о священнослужителях и верующих города, готовя новые аресты. Вскоре было арестовано пятнадцать человек – священнослужите­лей, монахинь и мирян. Среди них 13 февраля 1930 года был аре­стован и епископ Иаков. Всех арестованных поместили в тюрьму в городе Балашове.
В ОГПУ стали вызываться для допроса один за другим свиде­тели. Некоторые из них показали, что епископ Иаков, «являясь враждебно настроенным по отношению к советской власти, име­ет тесную связь с монашествующим элементом и реакционными церковниками, с коими <...> ведет беседы на дому, где он прожи­вает; его квартиру очень много посещает не только городских церковников, но и приезжих, коим он дает советы для борьбы с мероприятиями советской власти и высказывает свое недоволь­ство таковыми, <...> так, например, в одной из проповедей в кладбищенской церкви <...> Маскаев говорил: „Для нас, верующих, настало невыносимо тяжелое время, власть всюду нас притесняет; закрывая церкви, она оставляет нас, верующих, без куска хлеба; храм Божий – это наша духовная пища, а советская власть нас лишает этого“. Маскаев с приездом в Балашов объеди­нил черные силы церковников из монашествующего, торгового и чиновничьего элемента и является вдохновителем их в борьбе с советской властью».
Лжесвидетельствовали и отступники от веры – священники, снявшие сан. Один из них показал: «Мне, как бывшему священ­нику Преображенской церкви и бывшему благочинному города Балашова, хорошо известно, что кафедральный собор города Ба­лашова являлся центром контрреволюционной церковной организации <...>. Квартиру епископа Иакова Маскаева стали посе­щать черносотское духовенство, реакционные церковники и монашествующий элемент не только города Балашова, но и окрестных сел и районов за получением советов и обмена мне­ниями. Последний же, являясь вдохновителем контрреволюци­онной своры, в своих беседах и советах определенно восстанав­ливал посещающих его квартиру и подстрекал их против проводимых советской властью мероприятий. <...> В разговоре со мной по вопросу закрытия Преображенской церкви <...> ска­зал: „Гонения на Православную Церковь растут с каждым днем; несмотря на издаваемые законы, советская власть их сама же и нарушает, заточили сотни <...> невинных отцов духовных, гра­бят и разоряют народное имущество и преследуют верующих вплоть до заточения по тюрьмам – вот плоды завоеваний рус­ским народом свободы“. Он же, Маскаев, в беседе с приехавши­ми крестьянами <...> по вопросу хлебозаготовок говорил: „Тя­желое настало время для народа, советская власть – власть рабоче-крестьянская, а своими мероприятиями разорила кре­стьянство, обобрала, что называется, дочиста, какой же крестья­нин после этого скажет, что мне нужна советская власть“. Ма­скаев очень часто и много посещает монашек, коих он настраивал для обработки местного населения, особенно <...> в защиту церквей на случай кампании по закрытию последних, благодаря чему никому небезызвестно то, что наряду с проводи­мыми кампаниями по закрытию церквей в округе имелся ряд случаев открытых выступлений верующих <...> против закрытия, вплоть до оказания сопротивления представителям советской власти и общественным работникам <...>. Во время произнесе­ния одной из проповедей в соборе Маскаев, призывая верующих к сплочению для защиты религии, произнес: „Претерпевайте, верующие, все обиды, наш Отец, Иисус Христос, терпел за нас, а придет время, и вы возрадуетесь“».
4 марта 1930 года следователь допросил владыку Иакова, кото­рый, отвечая на его вопросы, сказал: «В городе Балашове я про­живаю с 15 марта 1929 года и служу в качестве епископа Балашовской епархии. За время нахождения меня в Балашове я близких знакомых, с которыми бы я поддерживал постоянное знаком­ство, не имел и не имею. В гостях я ни у кого не бывал, а также и у меня никогда никто не бывал. В отношении обращения ко мне со стороны верующих граждан о содействии их ходатайствам по во­просу незакрытия или вновь открытия церквей могу сказать сле­дующее. Ко мне неоднократно являлись как члены коллектива верующих, так и члены церковного совета и просили у меня совета, как и перед кем им ходатайствовать, чтобы у них не закры­вали церковь или, когда церковь была уже закрыта, вновь открыть согласно желанию верующих, на что я им предлагал обращаться согласно указанию митрополита Серафима[a] в окружной админи­стративный отдел.
Летом 1929 года ко мне на квартиру пришла неизвестная мне гражданка, назвалась монахиней бывшего подворья Балашовского монастыря в Царицыне и просила меня сообщить, какого я церковного течения, кем назначен епископом Балашовским и какого я мнения о митрополите Григории Екатеринбургском. На это я ей ответил, что я православный, назначен митрополитом Сергием Нижегородским, что же касается Григория, то я его счи­таю отколовшимся от Православной Патриаршей Церкви. <...>
В отношении проповедей, произносимых мною почти после каждой моей службы, могу сказать, что в своих проповедях я ис­ключительно касался евангельских тем, не сопоставляя их с со­временной жизнью и не касаясь в них современных политических и бытовых вопросов».
13 марта 1930 года следствие было закончено, и владыке было предъявлено обвинение. Ознакомившись с ним, он написал: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, ибо антисоветской деятельностью я не занимался».
9 июня 1930 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ при­говорило епископа Иакова и четырех обвиняемых к трем годам заключения в концлагерь, шесть человек были приговорены к трем годам ссылки, один – к тюремному заключению на четыре месяца, трое – освобождены с помещением под надзор властей на три года и ограничением выбора места жительства.
Епископ Иаков был отправлен в Соловецкий концлагерь и в конце июня 1930 года прибыл в пересыльный пункт в городе Кеми.
16 декабря 1932 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ распорядилось по окончании срока заключения в концлагере от­править епископа на три года ссылки на Урал. Однако были по­теряны учетные документы, и ОГПУ некоторое время не знало, в каком именно лагере отбывает срок заключения епископ. 27 июня 1934 года Свердловское ОГПУ обратилось к своему руко­водству в Москву с сообщением, что епископ Иаков в Свердловск не прибыл, и просило объявить его во всесоюзный розыск.
Епископ Иаков между тем ни от кого не скрывался; сразу же после освобождения из лагеря он посетил Заместителя Место­блюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и 4 апреля 1933 года получил от него назначение на Барнаульскую кафедру с поручением временно управлять и Бийской епархией. В 1935 году владыка был возведен в сан архиепископа.
Живя в Барнауле, он в скором времени стяжал любовь паствы своим истовым богослужением, проповедями, христианским му­жеством, которое живо напоминало мужество первых святителей-мучеников Церкви Христовой. Владыка служил каждый день. Учитывая, что нет возможности для преподавания Закона Божия, для богословских и литургических бесед, он завел в храмах порядок всенародного пения, чтобы научить народ сознательно воспринимать богослужение. Иногда он сам выходил из алтаря с посохом в руке к народу и давал знак, чтобы пели все. По городу и везде, куда бы владыка ни отправлялся, он всегда ходил в рясе, клобуке и с посохом, что в те годы было уже исповедничеством, так как вызывало среди некоторой части прохожих едкие заме­чания и насмешки. Святитель отличался крайней нестяжательностью и для богослужений имел только одно архиерейское об­лачение. На службы в городские храмы он всегда ходил пешком. В будние дни совершал богослужения по священническому чину, во время праздничных богослужений всегда сам выходил к народу и совершал елеопомазание. После окончания литургии всех бла­гословлял независимо от того, много или мало было в храме на­рода. В это время всякий у него мог что-либо спросить и получить ответ. В Барнаул к нему вскоре приехала дочь Нина. Просыпаясь в два и в три часа ночи, Нина видела, с каким усердием он мо­лился Богу. В эти годы его здоровье, сокрушенное заключением в тюрьмах и лагерях, пошатнулось, и в 1936 году он в сопровождении дочери выехал на лечение в Одессу. Когда после непродолжительного лечения владыка вернулся в Барнаул, ему стало очевид­но, что близится новое гонение, и он завел себе сумку, в которой было собрано все необходимое на случай ареста.
Осенью 1936 года Управление государственной безопасности НКВД по Западно-Сибирскому краю приступило к реализации плана по закрытию церквей в крае и массовым арестам духовенства.
23 сентября 1936 года были арестованы и заключены в тюрьму в городе Бийске протоиерей Даниил Носков и мирянин Гектор За­харьин; 29 сентября был арестован священник Николай Пальмов. Все они согласились с требованиями следователей подписать лжесвидетельства, на основании которых было составлено впо­следствии обвинительное заключение, обосновывающее аресты и преследования многих людей: «23 сентября 1936 года 4-м отделом УГБ НКВД по Западно-Сибирскому краю в Смоленском районе ликвидирована контрреволюционная повстанческая организация, возглавляемая барнаульским епископом Маскаевым Иаковом и благочинным священником Носковым Даниилом Матвеевичем.
Деятельностью контрреволюционной организации были охва­чены Смоленский, Алтайский и Грязнухинский районы и горо­да Бийск и Барнаул. В состав контрреволюционной организации входило 6 оформленных повстанческих ячеек с числом участни­ков 28 человек <...>.
Организация подготовляла повстанческие кадры для воору­женного выступления против советской власти в момент интервенции <...>».
Спустя месяц, 29 октября 1936 года, основываясь на подобного рода лжесвидетельствах, власти арестовали архиепископа Иакова и заключили в тюрьму в городе Бийске.
– Вам предъявляется обвинение в том, что вы являетесь идей­ным вдохновителем и руководителем контрреволюционной повстанческой организации в Смоленском и других районах Западно-Сибирского края. Что вы можете показать об этом? – спросил его следователь.
– Виновным себя в этом не признаю, – ответил владыка.
– Вы говорите неправду. Следствие располагает бесспорными данными, изобличающими вас как руководителя этой контррево­люционной организации.
– Я уже ответил на первый вопрос, что виновным себя не при­знаю. Я не был участником контрреволюционной организации.
25 декабря 1936 года архиепископу Иакову было предъявлено постановление об окончании следствия. Владыка отказался его подписать, сказав, что не признает себя виновным и поэтому под­писывать постановление не будет. Допросы были закончены, и он был отправлен в камеру. Ему предстояло еще семь месяцев на­ходиться в тюрьме. Несмотря на тяжелые условия заключения и длительность пребывания в узах в условиях полной неопределен­ности, не сулившей ничего доброго, архипастырь не унывал, под­крепляемый благодатью Святого Духа, дававшей ему силы пере­носить испытания.
Одновременно с ним были арестованы протоиерей Петр Гав­рилов, священник Иоанн Можирин и инок Феодор (Никитин).
Священномученик Петр родился в 1879 году в деревне Уткино Зауринской волости Мамадышского уезда Казанской губернии[4] в семье крестьянина Гавриила Гаврилова. В 1898 году он окончил учительскую семинарию в Казани и служил до 1903 года учителем. В том же году он поступил на миссионерские богословские курсы при Казанской духовной академии, окончив которые в 1905 году, был рукоположен во священника к Петропавловскому храму в селе Кырынды Елабужского уезда Вятской губернии[5]. В 1909 году он был переведен в Троицкий храм в село Челны того же уезда[6], в 1919-м – перешел служить в Михаило-Архангельский храм в селе Тальменском Барнаульского уезда Алтайской губернии[7], а в 1928-м – назначен настоятелем Богородице-Одигитриевской церкви в городе Барнауле. За безупречное и ревностное служение отец Петр был возведен в сан протоиерея.
Намереваясь арестовать священника, сотрудники ОГПУ в ян­варе 1929 года в качестве лжесвидетелей допросили священников-обновленцев, которые показали: «В 1923 году Гаврилов вел уси­ленную агитацию против обновленцев, причем с целью дискредитации среди крестьянства советской власти. Он всегда говорил, что советская власть если говорит, что она отделила Цер­ковь от государства, то на самом деле этого нет. Советская власть помогает обновленцам и через них хочет разрушить церкви пра­вославные и уничтожить в народе веру в Бога, призывал кре­стьянство ходить в церковь. Когда в Барнаульском округе появи­лось новое течение – Временный Высший Церковный Совет, Гаврилов как сторонник патриаршества повел усиленную борьбу против нового церковного течения <...>, в своей агитации он не­пременно упоминал советскую власть, говоря: „Поддерживаемое советской властью обновленчество не оправдало надежд советской власти, теперь по указке коммунистов создана организация ВВЦС с целью раздробить православие“ <...>. В феврале <...> 1928 года священник Гаврилов из села Тальменка переехал в город Барнаул и сразу же занял центральное место в сергиевщине». «20 января 1929 года я, будучи в Богородской церкви, остался по­слушать проповедь священника Гаврилова. Смысл проповеди Гаврилова сводился к следующему: <...> для Православной Церк­ви наступили тяжелые и опасные времена, среди Православной Церкви идет разделение на отдельные группировки, <...> на на­шем разделении враги строят свое благополучие <...>. В своей проповеди Гаврилов, критикуя безбожие, говорил: „Сейчас со стороны безбожия идет попрание законов Божьих; мы же, рус­ские православные люди, должны твердо держаться своей право­славной веры, иначе наша Русь не будет <...> святой, а будет сбро­дом бродяг и иноверцев; в настоящее время все беды на русский народ свалились потому, что люди не стали слушать слова Божия и развратились <...>“».
На основании этих показаний 2 февраля 1929 года ОГПУ аре­стовало священника, заключив в тюрьму в Барнауле. Затем следо­ватели допросили служивших с ним священнослужителей и при­хожан.
Заместитель председателя приходского совета Матвей Алек­сандров показал, что, «видя в священнике Гаврилове поборника православия, пригласили его на службу <...>. Как хороший про­поведник, Гаврилов привлек в Богородскую общину много веру­ющих. Никакой агитации против советской власти он в пропове­дях не вел, но всегда говорил и призывал верующих к покаянию, учил, как нужно устраивать свою жизнь – ближе <...> к Церкви <...>. Со священником Гавриловым у меня были разговоры насчет устройства церковной жизни, в этом случае Гаврилов всегда гово­рил, что для того, чтобы устроить лучше жизнь русского народа, необходимо организовать такие советы, которые бы ведали не только одним культовым имуществом, но заботились бы и об эко­номическом состоянии общины. Причем в таких разговорах Гав­рилов иногда упоминал, что советская власть если формально и отделила Церковь от государства, то фактически советская власть не дает Церкви свободы и воли...».
Служивший вместе с отцом Петром священник Вячеслав Бе­ляев показал, что отец Петр «в общине считается хорошим пропо­ведником, говорит больше <...> о покаянии в грехах <...>. Он го­ворил, что жизнь русского человека зависит от того, как он будет относиться к Церкви, и что лучшая жизнь наступит только тогда, когда верующие сплотятся вокруг Церкви и будут относиться к делу Божию, как относились апостолы <...>. Священник Гаври­лов считает, что обновленцы, признав советскую власть, измени­ли делу православия, по этому же пути пошли и григорьевцы. Даже сейчас так называемый Патриарший Синод, возглавляемый митрополитом Сергием, есть учреждение, созданное на уничто­жение Православной Церкви, а потому признавать его нужно только потому, чтобы не навлечь репрессий со стороны советской власти. Высшей церковной властью как хранительницей право­славия надо признавать заключенных в узы советской властью па­триарших местоблюстителей».
Диакон храма Алексий Омский сказал, что знает отца Петра «как вполне порядочного как во взаимоотношениях с причтом, также и с членами общины. Никаких контрреволюционных вы­ступлений со стороны священника <...> не наблюдал, проповеди священника Гаврилова носили исключительно характер евангельских тем...»
Председатель церковного совета Павел Веремьянин сказал следователю, что отец Петр, «говоря о разделении Церкви на раз­личные группировки, считал, что все эти разделения делаются правительством с той целью, чтобы легче было бороться с религией <...>. Проповеди священника <...>, по-моему, не были направле­ны против советской власти, в проповедях Гаврилов призывал к покаянию, говоря при этом: „Православные, молитесь, ибо дни настали лукавые, скоро придет суд Божий, который покарает грешников“. В некоторых проповедях Гаврилов, призывая верую­щих, упоминал о том, что жизнь народа в большей степени зави­сит от того, как он относится к Богу; что Бог на примерах наших революций учит людей, что революциями нельзя добиться спра­ведливости, а к правде человечество подойдет только тогда, когда оно будет жить по Божьим заповедям и тогда, когда церковные общины займут подобающее место в государстве. После выбора нового состава совета священник Гаврилов говорил мне, что по­сле выборов нового состава церковно-приходского совета и по вступлении в свои обязанности по уставу полагается выбранным членам исповедоваться, приобщиться и отслужить молебен».
Вызванный на допрос, отец Петр сказал, что действительно говорил председателю церковно-приходского совета, чтобы «вновь избранные члены церковно-приходского совета исповедо­вались, приобщились и торжественно отслужили молебен <...>. Было бы полезно для Церкви <...>, чтобы церковно-приходские советы были свободны и устраивали церковную жизнь независимо от устройства государственной жизни».
5 апреля 1929 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Петра к трем годам ссылки в Сибирь, и он был отправлен в Нарымский край Томского округа.
Вернувшись через четыре года из ссылки, он стал служить в одном из храмов в городе Бийске. 1 ноября 1936 года отец Петр снова был арестован. 4 ноября состоялся первый допрос, а затем допросы продолжались в течение нескольких месяцев.
– Вам предъявляется обвинение в том, что вы являлись участ­ником контрреволюционной организации, ставящей своей за­дачей свержение советской власти вооруженным путем в момент интервенции со стороны Японии. Что вы можете показать об этом?
– Виновным себя в этом не признаю, – ответил священник.
– Вы говорите неправду. Следствие располагает бесспорными данными, изобличающими вас как активного участника повстан­ческой организации. Требуем от вас правдивых показаний.
– Я этого даже и в мыслях не имел и заниматься этими вещами не занимался.
Добиваясь от священника признания вины, следователь устро­ил ему очные ставки с теми, кто оговорил его и других, но муже­ственный пастырь категорически отверг их лжесвидетельства.
Священномученик Иоанн родился в 1870 году в селе Софьине Кирсановского уезда Тамбовской губернии[8] в семье крестьянина Михаила Можирина. По окончании среднего учебного заведения он был рукоположен в сан священника. В 1931 году отец Иоанн был арестован и заключен в концлагерь. По возвращении из заключения он стал служить в храме святого великомученика и целителя Пантелеимона в селе Старо-Белокуриха[9] Алтайского края. Вспоминая пятилетнее тюремное заключение, отец Иоанн как-то написал: «Измученный тюрьмой и страданьем, не раз я себе находил в глаголах небесных источник спасенья и сил».
Незадолго до нового ареста отца Иоанна постигло тяжелое ис­пытание, о котором он написал 4 сентября 1936 года священнику Даниилу Носкову: «С самого начала поступления на Белокурихинский приход тяжелая картина, тяжелое впечатление отзывались в моей душе и сердце. Теперь казалось, что дело устроилось. В вос­кресные дни, а в особенности в великие праздники, когда больше бывает молящихся, стало раздаваться под сводами храма живое пастырское слово – об устроении жизни прихожан по заветам Христа. И в эти минуты мне чувствовалось, что мои уста глаголют от избыт­ка сердца. Но, увы, наверно, не придется отслужить ни одной ли­тургии, так как церковь требуют освободить для засыпки хлеба, как и в прошлом году. Провидение снова оставляет меня без службы».
Через некоторое время он написал письмо незнакомому ему лично священнику, просившему за оставшегося без места пасты­ря. «Простите, что долго молчал с ответом на Ваше предложе­ние, – писал отец Иоанн. – Я не знаю Вас, как и Вы меня, но знаю завещание Спасителя: „любить ближних как самих себя“. Быть может, из этого Божественного завещания и вылилось Ваше письмо ко мне с горячей просьбой за отца Василия <...>. Я очень и очень благодарен, что Вы приняли такое горячее участие в том, чтобы Старо-Белокурихинский церковно-приходской совет дал отцу Василию <...> гроши, хлеба и угол. Тяжелая картина, тяже­лое впечатление отозвалось на моей душе. В Старо-Белокурихе сотни несчастных находятся в безвыходном, жалком положении – не имеющих себе никакого пропитания, ни угла, нетрудоспособ­ных <...>. Отец Василий имеет свой угол в Бийске и огород <...>. Все пастыри Православной Церкви отдают все свои силы, здоро­вье на благо Церкви. <...> Раньше была пенсия и пособия. Теперь стало не то. Следовательно, помощь мы можем себе находить в материальном положении, только лишь протягивая свою руку к верующим лично. <...> Мне пришлось пройти тюрьмы и лагеря, и вольную ссылку. И теперь лишь отслужить десяток Божественных литургий в селе Старо-Белокуриха под сводами святого храма; 13/IX его засыпали хлебом».
Спустя десять дней после закрытия храма, 23 сентября 1936 года, отец Иоанн был арестован и заключен в тюрьму в Бийске.
– Сколько времени вы жили в Смоленском районе? – спросил его следователь.
– В Смоленский район я прибыл после освобождения меня из лагерного пункта на станции Яя в 1933 году. Освобожден я был по инвалидности как нетрудоспособный. С 15 июля 1933 года я на­чал служить священником в Смоленском районе. Служил в селах Ново-Смоленское, Смоленское, Старо-Тырышкино, – ответил священник.
Допросы проходили в течение нескольких месяцев, но отец Иоанн категорически отказался признать себя виновным, несмо­тря на давление следователя и показания лжесвидетелей, и следо­ватель, завершая допросы, сказал:
– Ваше поведение на следствии свидетельствует о вашей не­искренности и желании запутать следствие. Вы не хотите давать следствию показания только потому, что скрываете остальных участников организации.
– Я уже сказал, что показания давать отказываюсь, так как ни в какой организации я не состоял и о ней не знаю, – ответил свя­щенник.
Преподобномученик Феодор родился 19 сентября 1877 года в селе Солдатском Елецкого уезда Орловской губернии[10] в семье крестьянина Василия Григорьевича Никитина. В 1907 году он по­ступил послушником в Тихоновский Задонский монастырь Воро­нежской губернии, где подвизался до 1916 года, когда был призван в действующую армию и отправлен на австрийский фронт. После большевистской революции инок Феодор вернулся на родину в село Солдатское, где жили его отец и сестра с мужем. В 1930 году сестра с мужем были записаны в кулаки, имущество у них было отобрано, и они вынуждены были покинуть село; высе­лен был из дома и их восьмидесятидвухлетний отец, после чего ему пришлось жить милостыней крестьян.
В 1931 году инок Феодор был арестован вместе с группой кре­стьян. Выслушав вопросы следователя, мужественный инок сказал: «Виновным себя в предъявленном обвинении не признаю. В Бога верую крепко до сих пор и готов умереть за Бога и Христа. Меро­приятия советской власти я не разделяю, так как все они направ­лены на уничтожение веры в Бога, религии, храмов Божиих и святых мест. Все, что происходит сейчас, и сама советская власть есть лишь Богом данное наказание. В Святом Писании сказано: наста­нет время, народ пойдет на народ, появятся лжепророки, придет антихрист – все эти слова сбываются, такие времена действитель­но наступили.
Нам, грешникам, нужно больше молиться Богу, просить у Него прощения, как сказано в Писании: „великий грешник, но раскаявшийся получает прощение“, услышит Господь нашу мо­литву, простит людей и смутных времен, советской власти, не будет.
В колхозе я не состою и по своим убеждениям никогда не пой­ду: там учат безбожию, неверию, так говорил я и другим <...> – ни один верующий не должен туда идти <...>.
Никаких специальных сборов я не собирал и сам никогда на сборы не ходил, а беседовал с гражданами <...>, встречаясь на улице, около церкви <...>.
Я из дома выселен и постоянного места жительства не имею, хожу по дворам и проповедую слово Божие, а это я не считаю пре­ступлением перед Богом, а как называет это советская власть, мне безразлично».
Инок Феодор был приговорен к десяти годам заключения в концлагерь в Сибири, откуда был уже тяжелобольным досрочно освобожден и отправлен в административную ссылку в село Колбаны Грязнухинского района Западно-Сибирского края[11], где устроился в храме сторожем. 17 ноября 1936 года инок Феодор был вновь арестован.
– Вам предъявляется обвинение в том, что вы являлись участ­ником контрреволюционной повстанческой организации. Что вы можете показать об этом? – спросил его следователь.
– В этом себя виновным не признаю.
– Вы говорите неправду. Следствие располагает бесспорными данными, изобличающими вас как активного участника органи­зации.
– Никаким участником организации я не был и дать показа­ния по этому вопросу не могу, – ответил инок Феодор.
7–9 апреля 1937 года состоялись судебные заседания выездной сессии Специальной коллегии Западно-Сибирского края. Об­виняемые, признавшие себя виновными и оговорившие других, стали выступать на суде с заявлениями, что сделали это по мало­душию, из-за угроз и давления следователей. 9 апреля выездная сессия Специальной коллегии приняла решение: слушание дела отложить и направить материалы для дополнительного расследо­вания в краевую прокуратуру.
Следователи НКВД стали вызывать и допрашивать новых «свидетелей», которые по отношению к обвиняемым были со­вершенно случайными людьми, они подписали показания, со­ставленные для них следователями. Пока шло переследование, Сталин 3 июля 1937 года подписал указ о начале в стране массовых репрессий, причем теперь можно было выносить пригово­ры, включая расстрел, без судебного рассмотрения, администра­тивным решением троек НКВД. 25 июля 1937 года тройка при УНКВД по Западно-Сибирскому краю приговорила архиеписко­па Барнаульского Иакова (Маскаева), протоиерея Петра Гаври­лова, священника Иоанна Можирина и инока Феодора (Ники­тина) к расстрелу. Они были расстреляны через несколько дней, 29 июля 1937 года, и погребены в безвестной общей могиле. 
 
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Церкви Русской. Июль. Ч.1»
Тверь. 2016. С. 332–353 
Примечания

[a]Александрова.

[1] Такое число стоит в подписанных епископом Иаковом анкетах в судебно­следственных делах; у митрополита Мануила (Лемешевского) в книге «Рус­ские православные архиереи периода с 1893 по 1965 год (включительно)» день его рождения – 13 октября.
[2]Ныне село Зобово Шарлыкского района Оренбургской области.
[3]Ныне поселок Воронино Шарлыкского района Оренбургской области.
[4]Ныне деревня Уткино Мамадышского района Республики Татарстан.
[5]Ныне село Крынды Аргызского района Республики Татарстан.
[6]Ныне село Татарские Челны Менделеевского района Республики Татарстан.
[7]Ныне поселок Тальменка Тальменского района Алтайского края.
[8]Ныне село Софьино Гавриловского района Тамбовской области.
[9]Ныне село Старобелокуриха.
[10]Ныне село Солдатское Тербунского района Липецкой области.
[11]Ныне село Колбаны Советского района Алтайского края.