27 июля (9 августа) 
 
Священномученик
Платон Горных
 
Священномученик Платон родился в 1860 году в семье свя­щенника Горгония Горных; отец умер, когда Платону было пять лет. В 1881 году он окончил Пермскую духовную семинарию и был рукоположен во священника к Симеоновской церкви се­ла Медведевского Верхотурского уезда Пермской губернии[1]. В 1885 году он был переведен в Николаевский храм в селе Осинцевском Ирбитского уезда, а в 1892 году – в Иоанно-Предтеченскую церковь в селе Тиминском[2] Екатеринбургского уезда. В 1894 году отец Платон был назначен в Покровский храм в селе Покровском Ирбитского уезда. Служа в Покровском храме, он состоял членом Режевского комитета Православного миссионерского общества.
После прихода к власти в России большевиков началась Гражданская война. В Ирбитском уезде были созданы отряды красногвардейцев, большей частью игравшие роль карателей, один из таких отрядов в селе Егоршинском возглавил слесарь железнодорожного депо А.О. Павловский. В своих воспомина­ниях, написанных в 1930-е годы, когда он был помощником ко­мандира бригады по политчасти, он с упоением вспоминал, как ликвидировал «врагов», отдавая приказы поставить их «к сема­фору»; так он называл расстрелы, производившиеся у полотна железной дороги. «Это были два слова, – писал он, – которые прекращали жизнь контрреволюционера и освобождали рабо­чий класс от лишней пакости, мешающей рабочему классу тво­рить великое дело». Однажды от одного из жителей села По­кровского поступил донос, что отец Платон до революции был председателем местного отделения Союза русского народа, а его сын воюет на стороне атамана Оренбургского казачьего войска полковника А.И. Дутова. Было также сообщено, что у священ­ника часто проходят дома совещания, что он ведет на улице аги­тацию и неуважительно отзывается о большевиках, говорит, что они грязны и невежественны. Прочитав донос, Павловский пришел в ярость и, взяв с собой нескольких красногвардейцев, отпра­вился на дрезине в Покровское.
Выехали красногвардейцы в Покровское еще до восхода солн­ца и подошли к дому священника в тот момент, когда его супру­га готовила завтрак. Увидев их, она сначала смутилась, но затем, взяв себя в руки, пригласила к столу непрошеных и опасных го­стей. Те приняли приглашение, плотно и с удовольствием по­завтракали и затем объявили, что они пришли в дом священника с обыском. По окончании обыска они вывели священника на улицу и здесь увидели, что у дома собралось несколько сотен женщин и стариков, полных решимости не отдавать отца Плато­на на расправу и уже двинувшихся навстречу красногвардейцам. Павловский выхватил шашку и пошел на людей, крича, что зару­бит всякого, кто бросится отнимать священника. Толпа на минуту замерла, но не остановилась. Видя, что люди приближаются, Пав­ловский взял в руки бомбу и крикнул: «Стоп, а иначе буду бросать бомбу!» Но и это не остановило людей, и Павловский скоман­довал стрелять. Красногвардейцы дали залп поверх голов и тем остановили толпу. Усадив священника на дрезину, они поехали на станцию Егоршино, где находился в то время красногвардей­ский штаб. «Злоба меня душила <...>, – вспоминал Павловский. – Дрезинщики были мадьяры военнопленные. Я хотел сначала по­кончить с попом, спустившись под первую гору от Покровского, но передумал <...>, остановил дрезину, скомандовал попу крутить дрезину <...>. Поп ответил, что он больной. Я тогда вынул на­ган, дал сроку три минуты, и сам был доволен, что тот откажется, так как не надо будет возиться с ним дальше, направил револьвер на него, скомандовал: „раз... два“. Но поп, не ожидая „три“, ска­зал: „Хорошо, буду крутить дрезину“».
Весь этот день священника продержали под арестом в штабе, намереваясь вечером расстрелять. Однако вскоре красногвар­дейцы сообщили Павловскому, что в депо между рабочими воз­никло обсуждение, касающееся арестованного священника, и многие выступают против его казни. Обсуждение проходило столь бурно, что был вызван комиссар Сибирско-Уральского фронта; из боязни перед народом он порекомендовал отпустить священника под расписку, оставив расправу с ним до более удобного случая. «Ни в коем случае из виду не упускать, посоветовал комиссар, – и в нужный момент вывести в расход». И священник был освобожден.
«В Ирбитском уезде советская власть... появилась только лишь в первых числах февраля месяца и просуществовала семь месяцев, – писал в 1918 году священник из соседнего села Сарафанова Флорентий Троицкий. – Но и в это короткое вре­мя большевики сделали всем, особенно нам, пастырям Церкви, столько зла, чего не сделали и татары в период своего двухсот­летнего владычества.
С первых же дней Советы, как волостные, так и сельские, ста­ли во враждебные отношения к служителям храма и алтаря, аре­стовывая без всяких причин не только священников, а и просфорниц. <...>
Около 10 июля [1918 года] началось наступление чехов... на село Егоршино.
23 числа около четырех часов дня неожиданно приехали ко мне двенадцать красноармейцев-латышей, выдали себя за белоармейцев и арестовали меня вместе с сыном-семинаристом и от­цом Платоном, обвинив нас в сочувствии белым, повезли в штаб на станцию Егоршино, чтобы расстрелять там.
Готовясь к смерти, дорогой мы с отцом Платоном исповеда­лись друг у друга, и стало как-то легче на душе. Не довезя шести верст до станции, арестовавшие нас „товарищи“ почему-то от­пустили нас назад, взяв клятву, что мы никогда не пойдем против советской власти. <...>
26 числа около шести часов утра опять нагрянули ко мне с визи­том два „товарища“ с криком и бранью: „Где поп?“ Узнав по шуму, какие ко мне пожаловали гости, мы с отцом Платоном скрылись, убежали в лес, где и пробыли до ночи. Долго искали нас красные „товарищи“ и по домам у мужиков, и в храме; наконец уехали, ска­зав, что все равно рано ли, поздно ли, а все-таки они найдут нас.
Объявленную мобилизацию... народ принял неохотно; подле­жащие призыву разбежались по лесам.
27 числа в два часа утра в село наше по доносу одного из кре­стьян неожиданно приехал карательный отряд с пулеметами, оце­пив все село, и прежде всего арестовали меня с сыном и отца Пла­тона. <...>
Собрав народ, каратели стали выбирать первого, десято­го, двадцатого и т.д. и рядом вместе с нами у стенки ставили под направленный на нас пулемет, угрожая расстрелом, если мы не скажем, куда ушли мобилизованные. И эта пытка продолжалась несколько часов. После полудня был вынесен приговор: меня отправить на суд в Егоршинский штаб, а отца Платона и двух моих прихожан расстрелять на страх другим.
Незаконный приговор был приведен в исполнение около двух часов дня в небольшом леску в версте от храма. Отец Платон убит двумя пулями. Одна – в сердце, а другая – в правое легкое. Смерть была моментальная. Встретил ее отец Платон мужествен­но, со сложенными крестом на груди руками и поднятыми глаза­ми к небу <...>.
29 июля. Сегодня утром похоронили на приходском кладбище, но без отпетия и гробов расстрелянных отца Платона и двух моих прихожан <...>.
4 сентября, на сороковой день расстрела в нашем селе отца Платона Горных и двух моих прихожан, тихонько ночью отпел их на кладбище.
Вечная память... мученикам!» 
 
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Церкви Русской. Июль. Ч.2»
Тверь. 2016. С. 141–145 
Примечания

[1]Ныне село Медведево городского округа Нижняя Салда.
[2]Ныне село Тимино Каслинского района Челябинской области.